Все мы отдаём себе отчёт в том, что в наши дни непонимание процессов, происходящих в экономике, непростительно для людей, которые хотят добиться успеха в своей профессии, даже если она не связана напрямую с экономикой. История экономической мысли – это квинтэссенция опыта решения сложных проблем хозяйственной жизни; опыта, который складывался в борьбе идей, отражавших конфликтующие социальные интересы. Помимо того, что данный курс даст вам представление о том, как эволюционировала важнейшая наука, он призван развить критическое экономическое мышление, а также кругозор и общую эрудицию, что крайне высоко ценится в современном мире и обязательно будет отмечено на собеседовании в любой компании. В нашем курсе обобщаются уроки выдающихся экономических мыслителей: Адама Смита и Карла Маркса, Леона Вальраса и Йозефа Шумпетера, Торстейна Веблена и Николая Кондратьева, Джона М. Кейнса и др. Мы будем разбираться в том, как, отвечая на вызовы своего времени, они создавали корпус современного экономического знания с его возможностями и ограничениями. Для освоения курса вам не потребуется никаких специальных знаний, а для его успешного завершения необходимо набрать проходной балл (80%) по всем оцениваемым заданиям.
Лекция 10.2. Теория поиска. Поведенческая экономика.
Loading...
Del curso dictado por National Research University Higher School of Economics
История экономической мысли (History of Economic Thought)
133 calificaciones
National Research University Higher School of Economics
133 calificaciones
De la lección
Экономическая наука в современном мире: новые подходы и меняющиеся контексты
Основные темы этой недели: Проанализировать развитие микроэкономики в ХХ веке как противостояние линии Вальраса и линии Маршалла. Рассмотреть попытки решения экономистами разных направлений проблемы неопределенности и информации.Изучить структуру современной экономической науки, соотношение между мейнстримом и гетеродоксальными направлениями и как оно менялось в последние десятилетия.Узнать о развитии неоинституциональной, поведенческой и эволюционной экономики, их взаимоотношениях с неоклассической теорией.
Conoce a los instructores
Vladimir AvtonomovProfessor, Head of
Department of Theoretical Economics
Oleg AnanyinProfessor
Department of Theoretical Economics
Natalia MakashevaProfessor
Department of Theoretical Economics
[ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА]
[ЗАСТАВКА] До
сих пор мы с вами обсуждали
проблему информации и неопределенности, предполагая, что информация,
доступная разным экономическим субъектам, одинакова.
Но на самом деле это далеко не всегда так.
Возникает очень трудная и интересная проблема асимметрии информации.
Эту проблему впервые, в общем-то, вывел на теоретический
уровень знаменитый американский экономист Кеннет Эрроу в 1960-е годы.
Он занялся исследованиями страхового рынка,
а страховой рынок характеризуется тем, что человек, который приходит туда,
хочет получить какую-то страховку (называется он страхователем),
он намного больше знает про себя, чем та компания,
которая будет его страховать, или страховщик.
У него явный перевес в информации: он знает о состоянии своего здоровья, если он
страхует, медицинскую свою страховку хочет получить или страхование жизни.
Он знает, как он ездит на машине, если он хочет застраховать автомобиль и так далее.
То есть у него безусловное информационное преимущество.
И страховые компании находятся в очень затруднительном положении.
Они поневоле отбирают, в общем-то, худших из возможных своих клиентов,
потому что к ним идут те, которые, в общем-то, нуждаются в этой страховке,
потому что они объективно в ней нуждаются, потому что они обладают плохим здоровьем,
потому что они неаккуратно ездят и так далее.
Вот такую ситуацию Эрроу назвал «отбором худших».
Он происходит объективно до заключения контракта, с этим трудно что-либо сделать.
Ну как-то надо учесть эту вот ситуацию в ценах за страховку,
то есть страховые компании, конечно, закладывают какую-то поправочку на то,
что их клиенты далеко не самые здоровые и осторожные люди на свете.
Но проблемы асимметрии информации на этом не прекращаются.
Когда контракт уже заключен на страховом рынке, да,
когда уже вы застраховали свою машину, часто бывает так,
что человек начинает ездить особенно неосторожно: оставляет машину где попало,
ездит небрежно и так далее, то есть начинает вести себя безответственно.
Эта ситуация называется ситуацией морального риска,
и она еще раз подтверждает, что существует асимметрия информации,
которая смещена в сторону в данном случае покупателей страховок.
Ну и есть какие-то стратегии, которые помогают страховым
компаниям в этой ситуации все-таки не нести больших убытков, а, наоборот,
получать какую-то прибыль, но сейчас мы на этом останавливаться не будем.
В 1970 году эта теория получила
очень яркое такое развитие в статье Джорджа Акерлофа, которую долго не
принимали ведущие экономические журналы, потому что уж больно она была непривычная.
Статья называлась «Рынок "лимонов"», но на самом деле речь шла вовсе не о цитрусовых,
а о подержанных автомобилях, — в Соединенных Штатах «лимонами»
называют вот такие подержанные автомобили часто,
причем автомобили не очень хорошего качества.
И вот Акерлоф здесь постулировал ситуацию, которая, наоборот,
в которой продавец продукта, то есть подержанного автомобиля, естественно
обладает несомненным информационным преимуществом над покупателем.
Он знает предысторию, что с этой машиной было.
Он там мог что-нибудь подкрутить, что-нибудь подлакировать и так далее,
и продать ее уже новому покупателю как человеку,
который заведомо разбирается хуже и меньше.
И вот эта вот ситуация,
она довольно разрушительная для рынка вот этих самых автомобилей,
потому что если покупатель имеет такую неопределенность в качестве,
— он не знает, он не может ориентироваться на цену,
цена не может быть показателем качества, потому что у
покупателя нет нужной информации, — он не может на это ориентироваться.
И тогда он начинает думать, покупатель, что все,
— он начинает предполагать худшее, — что все машины плохие,
и он не готов платить за хорошую подержанную машину достойную плату.
Это приводит, как показал Акерлоф, к развалу рынка.
Просто исчезает предложение,
исчезает спрос и предложение на данном рынке, и рынок разваливается.
Необходимы какие-то определенные гарантии, которые должны давать продавцы,
ну какие-то сертифицирующие агентства, которые, может быть,
дают им лицензии, например, или некая реклама,
которая позволяет убеждать покупателей в том, что все-таки можно доверять.
То есть необходимы какие-то способы, которыми эту самую ситуацию асимметрии
информации можно как-то подправить для того, чтобы все-таки рынок не распался.
Но проблема реальная и очень серьезная.
Акерлоф тоже получил Нобелевскую премию.
Эрроу-то получил за другое Нобелевскую премию,
а Акерлоф как раз вот за это самое — теорию асимметрии информации.
За то же самое получили Нобелевскую премию такие экономисты,
как Джозеф Стиглиц и Майкл Спенс.
В частности, Спенс предложил так называемую теорию сигналов.
То есть человек, если есть такая ситуация асимметрии информации,
то он приносит с собой некий сигнал, который позволяет, так сказать,
нанимателю, покупателю ему поверить.
Например, человек приходит наниматься на работу и приносит диплом
математика из хорошего университета.
Предположим даже, что данному работодателю математики не нужны,
но этот самый диплом является сигналом, что у человека работает голова,
что он, предположим, окончил московский мехмат,
да, для этого нужно быть человеком незаурядным.
Есть репутация мехмата, есть репутация данного учебного
плана и так далее, то есть это есть некий сигнал, что человек соображает.
Он не относится непосредственно к тем, может быть, квалификациям,
которыми он должен обладать на данной работе, но он дает сигнал и этим позволяет
несколько эту самую ситуацию для работодателя улучшить.
Так возникла, как многие считают,
новая парадигма в экономической теории — парадигма асимметрии информации.
Ну это дискуссионный вопрос, насколько асимметрия информации,
эти исследования являются отдельной парадигмой от неоклассики,
от тех исследований, который исходят из асимметричной информации.
Но факт остается фактом, это очень важная область микроэкономической теории,
и она действительно сейчас проходится всеми студентами, правда,
не на первых курсах, а на более старших, потому что без этого микроэкономическая
теория не была бы полной, она не могла бы отражать реальное положение дел.
Теперь мы покинем,
так сказать, неоклассическую микроэкономику и
рассмотрим альтернативный способ трактовки проблемы неопределенности.
Ну как мы только что сказали,
неоклассики стремятся, стремились свести трудную проблему
неопределенности к более разрешаемым проблемам, например, проблеме риска, да.
То есть упрощается сама проблема, которую надо человеку решать.
Другие экономисты решили этот вопрос иначе.
Упрощается не проблема, которую надо решать, а модель самого человека,
представление экономистов о человеке, а именно о способе принятия им решений.
Что происходит?
Понижается предполагаемая степень рациональности,
то есть эти экономисты предложили отказаться от модели максимизирующего,
рационального экономического человека.
Что при этом происходит?
При этом происходит следующее: мы как бы раскрываем черные ящики,
о которых мы уже имели случай говорить.
Например, черный ящик — фирма, да.
Что такое фирма для неоклассической теории?
Это черный ящик, где есть что-то на входе и есть что-то на выходе.
Что происходит внутри — непонятно, что происходит.
Фирма — это просто целевая функция.
Вот input, вот целевая функция, а вот output.
Результат — что у нее вышло.
А альтернативный способ предполагает посмотреть, что происходит внутри ящика.
В чем механизм?
В чем механизм принятия решений?
То же самое можно делать, естественно, не только с фирмой,
но и с семьей, с отдельным человеком.
Есть способы, как раскрыть черный ящик.
Но для этого нужны специалисты уже не по экономической науке,
а по психологии, — наука,
которая как раз рассматривает, анализирует процесс принятия решений.
Таким образом, вот эти вот альтернативные экономисты,
которых стало принято называть «поведенческими»
экономистами, они вернули в экономику психологию.
Она там была когда-то, еще накануне маржиналистской революции Джевонс еще
ссылался на Джереми Бентама, на психологию — правда, очень давнюю, конца XVIII века.
Но затем психология надолго из экономики была изгнана.
После исследований Вильфредо Парето, который подчеркивал,
что не надо оставлять в экономической теории те категории,
которые мы не можем измерить, которые мы не можем пощупать (такие, как полезность).
Мы не можем это измерить?
Не можем.
Поэтому и не надо ими оперировать.
А вот здесь психология вернулась.
Новые методы исследований — исследования психологические,
исследования социологические, эксперименты, опросы социологические.
Отдельные случаи...
каких-то конкретных случаев рассмотрение.
Case studies так называемые.
Компьютерные симуляции.
Тоже когда ситуация как бы искусственная, но она строится нами самими.
Она ниоткуда не выводится, ни из каких теоретических аксиом.
То есть понадобились новые, индуктивные способы исследования в
этой самой поведенческой (или ее еще называют психологической) экономике.
Основателем данного направления мы считаем Герберта Саймона,
американского ученого, которого трудно назвать только экономистом.
Он был и экономист, и психолог,
и специалист по искусственному интеллекту, по информатике, по компьютерам.
Его, собственно, главной...
он был профессором психологии,
его главной работой было моделирование искусственного интеллекта.
И вот, моделируя искусственный интеллект,
создавая основу для дальнейших компьютеров, Саймон обратил внимание,
что на самом деле естественный интеллект человека весьма ограничен.
Количество того самого знаменитого серого вещества, которое находится у нас
в голове, количество нейронов, оно хотя и очень велико,
но не настолько велико, чтобы решить даже не очень сложную задачу максимизации.
Он просто оценил, сколько нужно нейронов для того, чтобы что-то такое
максимизировать, и выяснилось, что нужно больше, чем у нас нейронов в голове.
То есть модель рационального выбора — она предъявляет завышенные требования,
завышенные требования к человеческому интеллекту.
И Саймон предложил альтернативную модель с помощью психологических своих изысканий.
Он ее изложил в статье под названием «Поведенческая модель
рационального выбора» в 1951 году.
А в 1978 году за эту теорию ему
была присуждена Нобелевская премия по экономике.
Вот когда впервые ее получил все-таки не чистый экономист,
а профессиональный, так сказать...
Он был профессором психологии.
Он был экономистом, но он был профессором психологии.
Итак, Саймон исходил из ограниченности когнитивных способностей человека.
Его модель носит название «ограниченная рациональность».
Эта ограниченная рациональность состоит из двух стадий: поиск
удовлетворительного решения и принятие удовлетворительного решения.
Обратите внимание на это слово, «удовлетворительного».
То есть мы здесь не говорим о максимизации, об оптимальности,
о наилучшей ситуации.
Мы находим ситуацию, которая нас удовлетворяет.
Здесь даже Саймон придумал слово,
которого в английском языке до тех пор не было, слово satisficing.
По аналогии со словом maximising, которое означает максимизацию,
он придумал слово satisficing, то есть нахождение удовлетворительного решения.
Раньше такого слова в английском языке не было.
Значит, что же происходит в этой самой модели ограниченной рациональности?
Человек сравнивает варианты не между собой,
не сопоставляет все доступные варианты, а поодиночке сравнивает каждый
вариант с неким, с некой планкой, которая называется уровнем притязаний.
Уровень притязаний — это категория психологическая,
ее придумал не Саймон, он существовал в гештальтпсихологии и в
нескольких других направлениях психологических.
Если наш вариант превосходит эту самую планку,
превосходит уровень притязаний, то мы его и выбираем.
Это удовлетворительный вариант, мы прекращаем поиск.
Ну конечно, если у нас очень много времени, мы можем еще поискать,
если нам не жалко тратить на это свои усилия,
но в большинстве случаев время на принятие решения сильно ограничено.
И поэтому нахождение удовлетворительного решения означает окончание поиска.
Сам уровень притязаний при этом не является
в долгосрочном аспекте неизменным, статичным, он может быть пересмотрен.
В каких ситуациях?
Ну если вы с легкостью, например,
один раз преодолели уровень притязаний, второй раз, третий раз...
Наконец вам становится скучно преодолевать планку на таком низком уровне,
и вы ее немножко поднимаете.
Каждый может вспомнить свой опыт в прыжках в высоту на уроках физкультуры в школе.
Когда слишком низкая планка — неинтересно перешагивать, чуточку поднимаешь.
То же самое — если мы пытаемся преодолеть планку и у нас не получается,
у нас возникает так называемая фрустрация, тоже психологическая категория,
когда мы не можем, мы чувствуем, что мы...
свою неполноценность, что мы не можем преодолеть эту самую чертову планку.
И мы наконец ее опускаем.
И тут уже мы что-то можем найти,
нам становятся доступны удовлетворительные варианты.
Вот это вот очень грубо и очень схематично мы
рассказали про модель ограниченной рациональности Саймона.
Выяснилось, что эта модель в сложных ситуациях бывает выгоднее,
чем модель оптимального выбора, потому что когда у нас ситуация сложная,
нам требуется много, очень много времени для ее всестороннего анализа.
И тогда нам чаще бывает выгодней избрать удовлетворительный вариант и идти дальше.
А кроме того выяснилось,
что вот такая ситуация ограниченной рациональности даже более устойчива,
чем ситуация рациональности совершенной, неограниченной.
Дело в том, что если мы оптимизируем без дураков,
если мы ищем максимальный вариант, то любое изменение параметров, даже чуточное,
требует от нас новой проверки: а может быть надо выбрать другой вариант?
А вот варианты, избранные в рамках ограниченной рациональности,
более устойчивые, более прочные, более, так сказать, ну да, устойчивые.
Их не требуется менять при любом незначительном изменении
окружающих параметров.
Саймон свою теорию развивал в университете Карнеги и Мэллона,
создал там такую школу поведенческой экономики.
В частности, его ученики, Ричард Сайерт и Джеймс Марч, применили эту теорию к фирме.
Они издали в 1963 году книгу, которая называется «Поведенческая теория фирмы».
Избрали они там метод case studies.
Они посетили несколько фирм и детально,
подробно посмотрели, как там принимаются решения.
В разных отделах, на разных уровнях и так далее.
И выяснилось, что фирма, если раскрыть этот черный ящик, представляет из себя не
нечто монолитное, с единой целевой функцией, а какую-то свободную
более-менее коалицию разных подразделений с разными целевыми показателями.
Показатели эти могут быть, действительно, совершенно неодинаковыми.
Например, достаточный уровень производств.
Отдел, который в фирме отвечает за, так сказать,
технологию, да, за издержки — он должен добиться того,
чтобы уровень производства не падал меньше какого-то порога,
чтобы издержки единичные не были слишком велики.
Это один из показателей, к которым надо стремиться.
Далее, достаточный уровень запасов.
Предположим, потребитель предъявил повышенный спрос на наш товар,
а запасов в магазинах нет, но надо быстренько доделать новую порцию товаров.
А у нас надо для этого что-то такое переналаживать или делать.
Поэтому хорошо иметь некий запас товаров, запас готовой продукции, который
достаточен для гибкой реакции на такой спрос и в то же время не слишком большой.
Потому что если он будет слишком большой, его дорого хранить,
он должен быть достаточным.
Далее. Должен быть некий желаемый уровень продаж
наших.
Уровень продаж и доля рынка.
Ну раньше экономисты считали,
что фирме прежде всего надо максимизировать прибыль.
Но если смотреть на вещи так, более реалистично, выясняется,
что чаще их гораздо больше интересует доля рынка.Очень часто
мы в новостях слышим, какая доля рынка там мобильных телефонов у «Нокии»,
какая у «Самсунга», какая там у еще кого-то...
Норма прибыли их интересует меньше.
Доля рынка говорит, куда идет тенденция.
Теряем мы рынок или наоборот приобретаем — это очень важно.
И есть специальный отдел в фирме, там, отдел продаж, ну и естественно
стратегические какие-то подразделения, которые определяют стратегию фирмы,
захват новых рынков и так далее, который исходит именно из этого.
Ну и конечно прибыль тоже есть.
От прибыли никуда не уйдешь, это очень важный показатель.
Но… Это может быть и норма прибыли, а может некий целевой уровень,
ничего которого масса прибыли опускаться не должна.
Потому что прибыль — это есть наше финансовое ограничение, в конечном счете.
То есть вот для всех этих показателей, о которых мы сейчас так вкратце рассказали,
находится, в общем-то, удовлетворительный уровень в этих подразделениях.
Не максимальный.
Не минимальный.
А именно удовлетворительный.
И при этом новая информация, для принятия новых решений,
ищется не регулярно, не постоянно, а по мере надобности.
Как только мы во что-то упираемся, вот начинаем думать,
начинаем искать новую информацию и может быть что-то пересматриваем.
Более того выяснилось, что сравнительная важность
этих целевых показателей для фирмы с течением времени не меняется.
То есть в определенных ситуациях она сражается за долю рынка,
в других ситуациях она минимизирует издержки,
в третьих ситуациях она волнуется об уровне запасов и так далее,
то есть ситуация возникает гораздо более сложная, гораздо более запутанная чем та,
которую мы привыкли встречать в неоклассической теории фирмы.
Вот такая была книга Сайерта и Марча.
Надо сказать, что до сих пор в бизнес-школах и в некоторых курсах
этой книгой пользуются, потому что такой материал,
который был тогда собран, выяснилось, что он очень ценный.
И очень ценный, и очень трудно было собрать.
Такого рода исследования требуют очень больших расходов,
большого времени, вживания, так сказать,
в деятельность каждой фирмы и явно каждый исследователь не может
посвятить себя полностью вот написанию, проведению аналогичных исследований.
Поэтому поведенческая теория фирмы в общем оказалось достаточно
затратным проектом и нельзя сказать,
чтобы она стала широко распространенной и вытеснила неоклассическую теорию.
Когда есть возможность исходить из фирмы как из центра принятия
рациональных решений, максимизации целевой функции, то так и делается.
Лишних издержек никто на себя брать не будет.
В этом отношении экономисты рациональны.
Еще один представитель раннего поколения маржиналистов — это
Джордж Катона, американский экономист из Мичиганского университета.
Джордж Катона занимался потребительскими опросами.
И в своем Мичиганском университете в Энн-Арборе у него есть, был центр,
который как раз занимался опросами.
Идея Катона была очень простой.
Он когда-то рассматривал теорию потребления и
его не удовлетворил кейнсианский подход к потребительской функции.
Когда потребление есть такая вот устойчивая функция от дохода.
Катона считал, что между доходом и потреблением есть какие-то промежуточные
переменные, которые находятся в голове у человека, в душе у человека.
Это промежуточные психологические переменные.
Это его настроение.
Это его какие-то мнения, его страхи, его ожидания на будущее.
Вот… Состояние пессимизма, оптимизма и так далее.
Они влияют вместе с доходом на то,
будет покупать человек какие-то крупные товары или не будет.
И Катона придумал такой показатель под названием индекс
потребительских настроений, который именно… С помощью которого он
попытался суммировать эти промежуточные переменные.
Индекс построен элементарно просто, даже на удивление просто.
Это пять вопросов.
Вопрос первый: Вот ваше финансовое положение сейчас и год назад,
улучшилось оно сейчас по сравнению с предыдущим годом или ухудшилось?
Второй вопрос: А ваше финансовое положение через год,
как вы думаете, улучшится или ухудшится?
Третий вопрос: А всей страны положение через год улучшится или ухудшится?
Четвертый вопрос: А положение страны через пять лет?
И наконец,
последний вопрос: Хорошее ли сейчас время покупать товары длительного пользования?
Такой вопрос, как бы «в лоб».
Отвечаешь, либо хорошее — да, либо плохое — нет.
Теперь из этих пяти вопросов берется доля положительных ответов,
то есть улучшился — да, и находится среднее арифметическое,
вот элементарное среднее арифметическое, из этих пяти ответов.
Это и есть индекс потребительских настроений.
Казалось бы, очень примитивная штука, но что в ней хорошо, хорошо то,
что есть эти данные, репрезентативны,
они статистически представительны, они дают возможность пощупать
действительно настроение потребителей всей страны и регулярно.
Они каждый квартал проходят, проводятся.
И поэтому выяснилось, что в общем эти самые индексы потребительских настроений,
они действительно помогают нам предсказать,
будут ли люди покупать там те же автомобили или дома, квартиры,
то есть самые важные потребительские товары от конъюнктуры,
на которой зависит, собственно, экономическая ситуация в стране.
Как вы знаете, на это смотрят прежде всего.
Спрос на жилищное строительство, спрос на дома, спрос на автомобили.
И вот Катона как раз придумал этот свой индекс включать в
прогнозы экономической конъюнктуры.
И до сих пор это происходит, уже,
когда Катона в живых нет, но это все продолжается работа.
Это, так сказать, первые стадии поведенческой экономики.
В дальнейшем последовали следующие стадии — это экспериментальная экономика.
Мы уже упоминали сегодня Канемана и Тверски, психологов, которые проводили
эксперименты по проверке теории ожидаемой полезности, по ее опровержению,
по созданию альтернативной теории, теории перспектив и так далее.
Другое направление экспериментальной экономики — это исследования
Вернона Смита.
То же получил он нобелевскую премию за свои исследования,
как и Канеман, Тверски то же получил бы, но умер слишком рано.
Значит, Смит с помощью экспериментов в поведенческой
экономике стал организовывать аукционы, то есть он находил правила,
которые позволяют наиболее эффективно проводить аукционы.
И, действительно, это тот редкий случай, когда экономическая теория непосредственно
применяется в экономической практике и приносит весьма ощутимые результаты.
Далее появилась новая область под названием нейроэкономика.
Это уже последние десятилетия, наверное,
последние десятилетия два или два с половиной.
Психологи, экспериментаторы, исследователи,
получили возможность с помощью сложных приборов, с помощью
компьютерной томографии исследовать активность разных зон головного мозга.
А нейрофизиологи знают,
что если какая-то зона человеческого мозга работает,
там будет активность зафиксирована наибольшая.
И известно, какая зона за что отвечает.
Какие зоны головного мозга отвечают за принятие рациональных решений,
это передняя зона, это лоб, передняя часть, так сказать, нашей головы.
Какая зона головного мозга отвечает за стереотипное,
за привычное поведение — это вот скорее будет центральная
и задняя часть больших полушарий.
И, соответственно, с помощью томографа можно
посмотреть, какие же решения принимает человек — рациональные или привычные.
Вот то, что казалось совершенно невозможным.
Как отвечали экономисты на критику психологов, что, ну да… Вы говорите,
что люди ведут себя нерационально.
Давайте предположим, что если ведут рационально.
Мы все равно не знаем, как они на самом деле себя ведут.
А вот теперь мы знаем, как люди себя ведут.
И во многих экспериментах, в частности, было установлено,
что в большинстве случаев люди, которые даже занимаются экономическими,
так сказать, расчетами профессионально, например, теоретики… Не теоретики,
простите, а практики финансовых рынков, они в основном действуют по привычке.
В основном у них работают те зоны головного мозга,
которые принимают привычные решения.
Только когда ситуация становится уж очень непривычной,
когда возникает что-то такое, что требует задуматься, вот тогда
напрягают они и те мозговые извилины, которые отвечают за рациональные решения.
Люди не любят принимать рациональных решений,
не любят шевелить своими мозговыми извилинами.
Вот это нам рассказывает наука нейроэкономика.
Стали применяться результаты поведенческой экономики и в
макроэкономике, и даже в макроэкономической политике.
Вот здесь того же Акерлофа я могу назвать И самая последняя
тенденция — это так называемый новый патернализм,
когда некоторые поведенческие экономисты — например,
Талер и Санстайн — выдвинули такую идею, что люди, на самом деле,
настолько нерациональны, настолько не понимают своей собственной выгоды,
что государство или тот, кто принимает решения, должен их подтолкнуть к тому,
чтобы они избрали выгодный для себя вариант,
а то сами они этого не сделают — силы воли у них не хватит или соображения не хватит.
Давайте ситуацию с новым патернализмом рассмотрим на примере
американской реформы здравоохранения, которую президент Обама проводит.
Какая ситуация там была раньше: вот если вы не покупаете,
вы свободны купить медицинскую страховку.
Если вы страховку не покупаете, то у вас и нет страховки,
то есть вы, если заболеете, будете много платить.
Государство доплачивало только для неимущих и для очень пожилых людей.
Что предложил Обама: он предложил сделать обязательной эту самую страховку,
то есть хотите вы, не хотите — всё равно государство вам что-то предоставит.
А если вы хотите сделать побольше себе страховку, вот тогда, пожалуйста,
вкладывайте и, естественно, можете выбрать себе лучший вариант.
То есть таким способом он обеспечил большинство американцев
медицинской страховкой, а так большинство — даже те, кто, в принципе,
был бы не прочь иметь страховку, и который от неё бы выиграл — они, соответственно,
ленились или может быть, экономили какие-то свои силы,
время и так далее, не хотели ворочать мозгами — в общем,
оставались вне зоны страхового здравоохранения.
Вот теперь это очень модное поветрие в современной экономической политике,
и об этом идут очень большие дискуссии.
Ещё одна область поведенческой экономики,
о которой я хотел бы сейчас упомянуть — это поведенческие финансы.
Одним из последних лауреатов Нобелевской премии стал Роберт Шиллер, который,
как раз, посвятил свою жизнь исследованиям аномалий на финансовом рынке.
Мы привыкли с вами думать, что на финансовом рынке работают люди опытные,
профессиональные, рациональные.
Шиллер выяснил, что не всегда это так.
Возникают иногда такие аномалии,
которые рациональным поведением ну никак не объяснишь.
Например, курс акций в понедельник обычно ниже, чем курс акций в пятницу.
Почему это так?
Только потому, что понедельник — день тяжёлый.
Другого фактора здесь не найдёшь.
И ещё есть разные феномены, которые нельзя объяснить рациональным расчётом,
и вот как раз Шиллер основал эту область исследований,
которая стала называться поведенческими финансами.
Что можно сказать про эволюцию поведенческой экономики,
вот начиная с Саймона и кончая Шиллером и современными теоретиками?
Надо сказать, что поначалу начиналась она с
очень скромной попытки противостоять неоклассике.
Неоклассики её в упор не видели, отвергали, говорили, что это всё
совершенно не нужно, что достаточно просто учесть издержки на выбор,
учесть издержки получения информации — можно остаться на уровне
экономической неоклассической теории и так далее.
Всё изменилось с момента появления модели Канемана-Тверски,
когда возникла некая альтернативная модель рациональности: одно дело — ругать модель,
которая опровергается, другое дело — предложить какую-то свою альтернативу.
Пока альтернатива не предложена, разумные люди не будут отвергать ту модель,
которую они используют.
Модель Канемана-Тверски уже сыграла очень важную роль.
Затем возникла возможность вот этих вот нейроэкономических исследований,
то есть на помощь пришли естественные науки — уважаемые,
объективные данные — тут уже не поспоришь.
Ясно, где действительно люди — экономические субъекты — думают,
и где они не думают, а действуют по привычке.
И таким образом, поведенческая экономика в современную эпоху
перешла от оппозиционных и побочных
позиций к центровой мейнстримовской позиции,
и, в общем-то, можно сказать, что она стала частью основного течения
экономической науки наряду с неоклассикой.
[МУЗЫКА] [МУЗЫКА]
[МУЗЫКА]
Explora nuestro catálogo
Inscríbete de manera gratuita y obtén recomendaciones personalizadas, actualizaciones y ofertas.
Coursera brinda acceso universal a la mejor educación del mundo, al asociarse con las mejores universidades y organizaciones, para ofrecer cursos en línea.
© 2019 Coursera Inc. Todos los derechos reservados.
