[МУЗЫКА] [МУЗЫКА] Теория Гарра, как я уже сказал, подвергалась и подвергается интенсивной критике. Ее пересматривают, ее усложняют, ее дополняют, но в любом случае теория относительной депривации по-прежнему может присутствовать и в современных концепциях, объясняющих феномены массовой мобилизации и возникновения массовых движений, которые в конечном итоге могут прибегнуть к силе. И все же, гражданские войны, войны внутри государств, междуусобицы, конечно, могут объясняться тем, что институты неэффективны, недостаточны. Гражданские войны можно попытаться объяснить тем, что люди вдруг осознают, что они не получат то, что, как они считают, они заслуживают. Это возможные подходы к объяснению. Но давайте к этим подходам добавим то, что социальные науки, то, что сравнительная политика узнала за последние десятилетия. И я предлагаю снова обратиться к известной работе Мэри Калдор «Новые и старые войны». Логику Калдор в несколько более развернутом виде можно представить следующим образом. Войны последних трех-четырех столетий связаны с современным территориальным или с современным национальным государством, которое возникает в Европе. Войны последних столетий, которые во все большей мере ведут территориальные национальные государства, связаны с переносом фокуса на проблемы, которые связаны с идеологией и связаны с идентичностью. То есть это уже больше не войны для удовлетворения интересов династов, это не войны чести. Это войны, имеющие идеологическую окраску и, в общем и целом, связанные с идентичностью — национальной, но не только. Войны последних трех-четырех столетий сопровождались появлением и трансформацией армий. В конечном итоге воюющие армии или невоюющие армии современных государств — это армии, состоящие скорее из профессионалов или делающие упор на профессионалах, которые управляют все более и более смертоносными, совершенными средствами уничтожения. Войны последних трех-четырех столетий способствовали тому, что государство приобрело ряд характеристик, ставших универсальными — вроде разрастающийся государственный аппарат, все более эффективные средства мобилизации ресурсов и населения. В конечном итоге логика развития войн и государств была такова, что к XIX-XX столетию можно было относительно четко различать частное и общественное, внутреннее и внешнее, экономическое и политическое. В конечном итоге можно было четко различать состояние войны и состояние мира. А теперь давайте представим себе, что появляются иные формы политической организации, отличные от территориального государства, отличные от современной нации-государства. Соответственно, появление новых форм политической организации, вероятно, приведет и к появлению иных форм, типов и правил ведения войны. И, собственно, в некоторых частях мира на фоне распада Советского Союза и «советского блока», на фоне радикального пересмотра обязательств великих держав по поддержке «дружественных» режимов-клиентов, а также на фоне неравного распределения благ глобализации происходит процесс, который обратен по смыслу процессу, по логике которого жила Европа последние три-четыре столетия. Наблюдается не интеграция в государство, наблюдается не процесс создания государства, а происходит скорее дезинтеграция государства — процесс, обратный тому, что происходил в Европе как раз три-четыре столетия. В рамках этого процесс разные акторы борются за контроль над остатками слабеющего или распадающегося государства. Этот процесс характеризуется исключительным разнообразием вовлеченных акторов, как внутренних — всякие инсургенты, разные социальные группы, конфессии, кланы — так и внешних, от международных организаций, других государств до организаций глобального гражданского общества, СМИ и так далее, и тому подобное. И с этой точки зрения новые войны могут быть вовсе не такими асимметричными, как принято думать, в том смысле, что в некоторых регионах мира, где как раз наблюдается процесс дезинтеграции государства, распадающимся, слабеющим государствам противостоят группировки, которые по силе вполне могут сравниться с таким государством. Каковы цели участников таких новых войн? На самом деле, цели и стратегии действующих лиц новых войн являются преимущественно партикуляристскими. То есть, акторы преследуют вовсе не цели создания нового общества, нового государства для всех, они не имеют общенациональных проектов. Они скорее преследуют цели удовлетворения своих групповых нужд. Ну, например, возвысить свою этническую, социальную или конфессиональную группу, избавиться от оппонентов, избавиться от соперников, которые хотят ровно того же. Кстати, партикуляризм целей участников таких новых войн имеет своим неожиданным на первый взгляд результатом распространение абсолютно примитивных форм насилия. Такие новые войны отличаются относительно низкой интенсивностью, они локальны по охвату, они примитивны в технологическом отношении или, если пользоваться терминологией Ван Кревельда, это войны ножей, а не войны танков или ракет. Эти войны, несмотря на весь примитивный характер арсеналов, которые используются в них, отличаются широким применением насилия в отношении групп населения с иной идентичностью. Отсюда превышение численности жертв среди гражданского населения над жертвами среди профессиональных военных. Собственно говоря, в конце XX столетия гражданские жертвы в 4 раза в среднем превышают жертвы, собственно говоря, среди военнослужащих. На этом же фоне резко увеличивается количество беженцев. Для сравнения: по очень консервативным оценкам в 1995 году насчитывалось примерно 14,5 миллионов беженцев, по сравнению с 2,5 миллионами беженцев в 1975 году. Примитивный характер арсеналов, чрезвычайно широкое применение насилия против гражданского населения, которому достается больше всего, способствуют появлению и новой экономики насилия. Такие войны, такие новые войны, характеризуются децентрализацией усилий по мобилизации ресурсов. Когда все воюют против всех, разные воюющие группы берут на себя функцию мобилизации ресурсов для войны, пользуясь услугами, пользуясь помощью зарубежных диаспор, если таковые есть, устанавливая контроль над местными природными ресурсами, далее, используя контрабанду для того, чтобы продать то, что смогли откопать, вырастить, переработать. В качестве одного из эпиграфов к теме 11, посвященной войне, я использовал слова Уильяма Шермана. Слова, которые повторялись в разных контекстах разными людьми и присутствуют в разных произведениях искусства: «Война это ад». Собственно, Уильям Шерман произнес — вероятно произнес — эти слова, выступая перед выпускниками военной академии, и, собственно, он описывал, скорее, свой опыт участия в гражданской войне. В современных условиях именно гражданские войны представляют собой все более совершенный по своей бессмысленности, затратности, жестокости вид человеческого поведения. Собственно, война сама по себе — крайне разрушительная разновидность человеческого поведения, но гражданская война, междуусобица, в которую сейчас ввязываются люди, становятся все более и более разрушительными не только в материальном смысле. [МУЗЫКА] [МУЗЫКА] [МУЗЫКА] [МУЗЫКА]
